В голове, цепляясь друг за друга, роились тысячи мыслей – от почти невинной "Эндрю знаком с Морганом?" до совсем идиотской "может, Брановски специально подстроил мое "свидание" с ублюдочным пижоном?". Но ни одна из них не давала мне нужных ответов. Как бы я ни крутил, все упиралось в Кристана Моргана. И, надо признать, воспоминания о нем просто не были радужно-прекрасными. Этот идиот-переросток с закидонами местного короля даже сейчас, будучи уже вдалеке от меня, внушал стойкое чувство ненависти, граничащее с остервенением. Не знаю, почему и с какой целью его величество вклинилось в мою жизнь, но, стискивая сейчас в ладонях скомканную простыню, скрежеща зубами, я практически видел, как самолично откручиваю Моргану голову и скармливаю её пираньям. Чтоб он сдох, этот жалкий папочкин сынок! Чтоб ему подавиться сего ехидной ухмылкой, чтоб…
Из оцепенения меня вывел негромкий, но проникновенный голос Брановски:
- Надоело… Сколько же ещё, Кристан…
читать дальшеЯ поднял взгляд на друга, и злость буквально захлестнула меня, заставив привстать на постели. Эндрю, который должен был броситься ко мне, утешить или хотя бы спросить, в порядке ли я, который должен был, задыхаясь, с пеной у рта доказывать, что ни коим боком не связан с произошедшей ситуацией… Эндрю… мой Эндрю… рассеянно смотрел на дверь, где только недавно мелькнула тень Моргана. И на лице моего друга отражалось сожаление, боль и… до жути отчетливое чувство вины. Руки Брановски бессильно повисли вдоль туловища, глаза, преисполненные преданности, смотрели вслед моему врагу. Эндрю переминался с ноги на ногу, словно в любую секунду готов был по первому же призыву броситься следом за Морганом, как преданная борзая за своим хозяином… И в этот момент, момент, когда я понял, чего стоило Брановски оставаться на месте, ко мне пришло возмущение – захлестывающее, мерзкое, злое. Хотелось взвыть, разбить что-нибудь или, ещё лучше, ударить Эндрю за эту вдруг родившуюся во мне зависть к Моргану, коего я недавно мысленно изничтожил. В какую-то минуту я даже хотел заорать другу, чтоб он катился к своему Кристану, чтоб целовал его ноги, вымаливал прощения, уговаривал или что он там собирался делать? Но именно в этот миг, когда, казалось, я готов сорваться, Эндрю повернулся и посмотрел на меня строго, по-отечески.
- Гордон, - устало выдавил он, будто к его языку привязали пудовую гирю.
Я настороженно насупился, приготовившись защищаться, если друг(а я все ещё вероломно продолжал считать его своим другом) начнет отчитывать меня или, того хуже, обвинять. Но Эндрю, впервые после ухода Кристана бросивший на меня короткий взгляд, вдруг, замолчав, сглотнул. Он мученически закрыл глаза, попытался что-то сказать, но тут же передумав, вновь воззрился на меня – решимость мелькнула в его пристально взгляде. И все же, узрив синяки, ссадины и засосы, Брановски поежился.
Он сделал нерешительный шаг в мою сторону, остановился, помялся на месте (это становилось почти смехотворным!), потом опустил глаза в пол и геройски преодолел почти все оставшееся между нами расстояние. Эндрю целенаправленно не смотрел на меня. Причем, я никак не мог понять, что именно смущает друга: мои "боевые раны" или же только факт, что их оставил Морган. Но, так или иначе, он остановился в шаге от кровати, опустивший голову, смущенный, покрасневший, бормочущий себе под нос что-то, вроде "боже мой, боже мой". Брановски тщательно избегал моего взгляда, что настораживало меня все больше и больше. Я весь извелся, ожидая его объяснений. Однако секунды, как камни, падали на меня, но Эндрю по-прежнему молчал. Более того, он словно боялся подойти ко мне ближе или что-то спросить. Его безмолвие давило на нас обоих, тишина из ничего не обязывающей постепенно становилась тошной. Я честно пытался верить в невиновность Эндрю, я даже готов был поверить любому его оправдательному слову: лишь бы он сказал, что не связан с Морганом, лишь бы подтвердил, что ничего не знал о планах Моргана изнасиловать меня, лишь бы он хоть что-то придумал! Пусть это даже выглядело бы ложью, я бы с радостью поверил! Я бы… Но Брановски застыл, как пригвожденный к месту. И я не мог подобрать ему оправдания. Помимо воли сюжет сегодняшнего дня складывался воедино. Вот Эндрю договаривается с Кристаном о встрече, вот предприимчивый Морган рассказывает о том, что хочет поиметь меня, вот они оба смеются, вот…
- Брановски! – рявкнул я, не в силах больше выносить этих грязных предположений.
Тот, будто очнувшись от сна, глянул на меня, изумленно распахнул глаза, заметив, как сжались в одну полоску мои губы и как предательски подрагивают пальцы, сжимающий злосчастную простыню, которую я уже всеми фибрами души ненавидел.
- Брановски, - чуть тише позвал я, но в это слово мне удалось вложить все мое нетерпение, все негодование, всю злобу.
Хотел бы я задать ему интересующие меня вопросы, рвущие душу, выгрызающие доверие, терзающие, мучащие, но язык словно прирос к небу, и я как рыба только открывал и закрывал рот, глядя на то, как неминуемо приближается ко мне мой друг(?). Теперь я уже ни в чем не был уверен.
Обхватив руками голову, которая норовила вот-вот взорваться, я попытался немного успокоиться, хотя в данной ситуации это было почти смешно: парень, которого чуть не изнасиловали, внушает себе: "Все хорошо, приятель! Может, твой друг не хотел подкладывать тебя под ублюдочного Моргана! Он же пока не сказал тебе, что сыграл роль амура, так что волноваться не о чем…"
Я невесело усмехнулся.
Кровать прогнулась, Эндрю присел на самый её край и встретился со мной взглядом. Нет. Это определенно не были глаза предателя. Не мог человек, искренне переживающий за меня, провернуть ТАКОЕ.
- Я… - начал было он, прокашлялся, потому что вместо обычно звонкого голоса друга комнату наполнило нечто, напоминающее воронье карканье, хотел сказать что-то ещё, но, заметив, что даже на шее красуются отметины Моргана, с минуту безмолвно пялился на меня. В его глазах то и дело сменялись эмоции: я даже прекратил считать, сколько оттенков чувств проскочило за это короткое время. Тут были и ярость, и непонимание, и обида, и сожаление, и, наконец, негодование. Брановски кусал губы, сдерживая рвущиеся наружу ругательства, и я не до конца осознавал, кого же, в конце концов, он хочет отругать – меня, нетерпеливо ерзающего на своем месте, не думающего прикрываться рубашкой, нагло уставившегося на Эндрю и ловящего каждое его движение, или же Моргана, не соизволившего объясниться с Брановски перед уходом.
- С чего все началось? – немного натянуто спросил он, начисто игнорируя мой ироничный взгляд. Обведя критическим взглядом смятую постель, порицательно глянув на меня, словно специально демонстрирующего засосы Кристана, он сел поудобнее и обратил все свое внимание на мое лицо. Он снял с себя куртку, протянул её мне, но из детского упрямства я отказался её принять, о чем тут же пожалел, когда Эндрю насмешливо посмотрел на мою голую грудь. Вот ведь засранец!
- Так почему именно ТЫ вляпался в такой переплет? – перефразировал свой первый вопрос Брановски, чем определенно разозлил меня. – Почему именно ТЕБЯ угораздило нарваться на Кристана? – тем временем продолжал Эндрю, не замечая, как я выпрямляюсь, прищуриваюсь и начинаю постукивать пальцами по кровати.
- Почему ТЫ, Гордон? Почему ТЫ? – все громче и громче тараторил он, и с каждым словом я заводился все больше – можно подумать, Брановски обвинял меня в том, что произошло. Можно подумать, он полагал, что это Я бросился на Моргана. Да кому этот идиот вообще был нужен? Да и кто бы стал связываться с полуненормальным, рискуя своим душевным равновесием?
Я гневно глянул на Эндрю, подозрительно спокойно восседающего рядом. Черт, он быстро вернул себе былую выдержку, так что теперь с отстраненным (или деланно отстраненным) интересом следил за мной.
Друг вообще подозрительно легко перевернул все с ног на голову, и вместо того, чтобы пытать его допросами, я должен был сам подвергнуться оному. Ловко, ничего не скажешь! Но я отнюдь не собирался играть в его игры. Я твердо решил, что пока не добьюсь нужных мне ответов, не стану распространяться о нашем с Морганом знакомстве. Тем более, что это была козырная карта, которой можно было воспользоваться для того, чтобы выудить у Эндрю интересующую меня информацию.
Переменив положение, – ноги успели затечь от долгого пребывания в одном положении, - потерев саднящий локоть, я несколько наигранно улыбнулся. Заметив это, Брановски скис – думаю, он прекрасно понял, что вряд ли узнает от меня хоть что-то, пока сам не раскошелится на откровения.
И я не стал заставлять его долго ждать, задал самый интересующий меня вопрос:
- Что связывает тебя с Морганом?
По лицу Эндрю пробежала тень, он нахмурился, я даже предположил, что сейчас Брановски пошлет меня к чертям. Однако он взял себя в руки, наклонил голову вбок, чтобы было лучше видно выражение моего лица, после чего медленно, словно слабоумному, сказал:
- Мы друзья.
Кто-то словно щелкнул невидимый выключатель в моей голове: ярость, бешенство, возмущенье, которое, я, вроде бы подавил в себе считанные минуты назад, заполнили меня от макушки до кончиков пальцев. Не знаю, чего я ожидал: что Эндрю по-цыплячьи испугается, взмахнет ресницами, бурно запротестует, будет кричать: "Нет, я не знаю Моргана! Как ты мог такое предположить!", но он с легкостью и, быть может, даже с некоторой долей гордости произнес свою эту фразу, не прибавив к местоимению слова "были". И это почему-то задело меня больше всего.
- Паршивые у тебя друзья, Брановски! – от души высказался я, но никак не ожидал, что обычно сдержанный Эндрю жестко осадит меня.
- У тебя их вообще нет. Так что не тебе судить, Фишер! – его язвительный тон, его красноречивый намек на то, что я жалок в своем одиночестве были невыносимы.
Да, при желании Эндрю мог одной фразой выбить из колеи! С его стороны это было… по меньшей мере, бестактно.
Я изо всех сил пытался не показать, насколько мне на самом деле больно. И все же я знал, что губы дрожат, а взгляд становится зверским. Как когда-то в детстве, когда одноклассники оскорбляли меня. Но сейчас смысла сдерживать свой гнев не было:
- Иди к чертям собачьим, Брановски! – определенно, мне полегчало, как только с губ сорвалось ругательство.
Я сделал рывок вперед, чтобы встать с постели, но Эндрю удержал меня, вцепившись пальцами мне в плечо.
- Прости, - вздохнув, пробормотал он. Его возмущение рассеялось так же внезапно, как появилось. Теперь передо мной вновь появился знакомый, добропорядочный, готовый поддержать Эндрю, который явно злился на себя за предыдущую резкость.
- Прости, что я пришел так поздно… - проникновенно проговорил он, после чего отдернул руку, словно боялся, что я начну вырываться или ударю по ней. – Я… я правда не думал, что все так выйдет, когда приглашал тебя пойти со мной.
От сердца отлегло – Эндрю не предавал меня, он на самом деле хотел защитить даже если на то понадобилось бы окончательно испортить отношения его с другом, с… Кристаном.
И… как бы сильно я ни желал, чтобы этих двоих не объединяло ничего, кроме вражды, я отлично понимал – Эндрю не моя собственность, он может дружить с кем захочет. Да хоть с самим дьяволом! Хотя Кристан недалеко ушел от вышеперечисленного…
Подобные размышления позабавили меня, что несколько разрядило атмосферу.
В следующий миг Брановски как ни в чем не бывало, упрекал меня в том, что я и не думаю одеваться. В мои честные увещевания о пропавшей одежде Эндрю не верил, он несколько раз шутя упрекнул меня – мол, не следует надеяться на Кристана, когда дело касается твоей собственности – Морган и о своих-то вещах позаботиться не может. И я стоически прикусывал язык, чтобы не спросить, откуда это известно Эндрю, но я помнил, - один неверный шаг… и наша шаткая дружба может разлететься вдребезги. Потому усиленно делал вид, что не обращаю внимания на его невинные подколки, хотя, будь моя воля, нелестно бы высказался по их поводу. Брановски оценил мое благоразумие, наградив парой открытых, лучистых улыбок.
- Ну а теперь, - бодро произнес он, когда напряжение между нами ослабло и когда я почти перестал думать о Кристане Моргане, - надо подыскать тебе что-то из одежды.
- Но если ты хочешь показаться в таком виде перед директором, я не против! – подмигнул он мне, после чего самодовольно усмехнулся, красноречивым взглядом охватывая "поле действий" Кристана Моргана на моем теле. – Думаю, у директора инфаркт случится, и он точно забудет, что мы опоздали! – еще веселее добавил Брановски. Его карие глаза полыхнули озорским огоньком, губы дрогнули и… я готов поклясться, Эндрю едва сдержал порыв расхохотаться.
- Спорим, тебе не терпится пощеголять в рубашке Кристана? – из последних сил сдерживая смех, выдавил он, а потом ехидно прибавил в чисто моргановской манере:
- Хотя с этими синяками и ссадинами ты выглядишь… - договорить друг не успел, я запустил в него подушкой, которая точнехонько попала в лицо.
- Эй! – вскочил я со своего места, поспешно запахнул рубашку, края которой расползлись в разные стороны, оголяя мою грудь с засосами. – А сам-то!
Я подбежал к Эндрю, уже не скрывающему своего веселья, и, подобрав несчастную подушку с пола, шутя занес её над головой Брановски. Тот оценил предложенную мной игру, рванулся к кровати, схватил вторую и от души стукнул меня ей по плечу.
- Ну, и как же я выгляжу, Фишер? – лукаво прищурился он, ударил меня ещё раз, отскочил и важно добавил:
- Я всегда прекрасен в своей первозданной красоте! – получилось так напыщенно и глупо, что мы оба прыснули от смеха, причем, как мне показалось, Эндрю хохотал гораздо громче меня.
Его шутка явно удалась – уже через каких-то пару минут мы оба веселились по полной: бой подушками был в самом разгаре, мы скакали по всей комнате, подначивая друг друга и, признаться, я впервые чувствовал себя так… по-детски счастливым и нужным. За это я был безумно благодарен Брановски, яростно щекочущему меня и в то же время назидательно поучающему:
- Вот что бывает, Гордон, когда не слушаешься такого умного, обаятельного, красивого, непревзойденного Эндрю Брановски.
Я, и без того, надрывающий живот от смеха, почти плакал – давно мне не улыбалось так резвиться, да к тому же Эндрю при всей своей напускной хвастливости умудрялся показывать такие рожицы, что не смеяться было просто преступлением.
- Хватит! – ощущая, что скоро просто не смогу дышать от хохота, попросил я, отталкивая друга, который успел усесться на меня верхом и теперь победно усмехался. Но недолго – толкнув его в живот, я умудрился перевернуться так, что теперь я оказался сверху – и уже Эндрю корчился от щекотки. Я, так сказать, вернул должок.
- Что, всемогущий Эндрю визжит, как девчонка? – торжествующе спросил я, когда вместо смеха друг выдавал свистяще-шипящие звуки.
Однако триумф мой длился недолго – Брановски тут же скинул меня с себя, причем, не рассчитав силы, сделал это так резко, что я отлетел к шкафу и больно приложился об него боком.
- Ауч! – я потянулся рукой, чтобы схватиться за что-нибудь и выровнять равновесие, но первое, что попалось – это дверца шкафа, которая от моего неловкого движенья неожиданно распахнулась. А в следующее мгновенье из глубин сего достойного предмета мебели на меня полетели… волейбольный мяч, жуткого вида сапоги, пара карнавальных костюмов, явно припасенные с детских утренников, идиотского вида зеленая шляпа, женские туфли и… под конец, когда я думал, что меня уже ничем нельзя удивить, прямо мне на голову свалился жуткого малинового цвета женский купальник с пришитым к нему заячьим хвостом, за ним следом по носу меня ударили белые тапочки-зайчики, как видно дополняющие предыдущий наряд.
Я, как истукан, стоял в ворохе этого хлама, не зная, что и делать. С одной стороны, произошедшее не укладывалось в голове – как мог степенный, чванливый Кристан держать в своем шкафу такое барахло, но, с другой, мне было до слез обидно – надежды на то, что я переоденусь в приличную одежду, угасали на глазах.
Эндрю, впрочем, не разделял моего уныния, он, кажется, начал смеяться ещё громче, заметив на моем лице рассеянно-обреченное выражение. Друг, словно вернувшись в детство, присвистнул:
- Посмотрите на это! - он подобрал он с пола костюм клоуна. – Когда-то в средней школе Кристану пришлось нацепить на себя ЭТО.
Морщинка между бровей разгладилась, глаза Эндрю полыхнули веселым огоньком, и я с изумлением обнаружил, что Брановски, оказывается, на самом деле очень хорош собой – с этой озорной улыбкой на пол-лица, укутанный в теплые воспоминания, раскрасневшийся, он просто горел жизненной энергией, и от того внешность его, ранее казавшаяся мне грубой и даже немного отталкивающей, как будто в корне изменилось – и крупные черты лица, и даже жесткие губы лишь добавляли его образу своей особой, новой красоты. Глядя на такого Эндрю, хотелось улыбаться ему в ответ, хотелось быть… причиной такой разительной в нем перемены, но… увы, я знал, о ком все мысли Брановски, и потому мне слало на душе до отвратного тошно. Я даже скривился, бросив мимолетный взгляд на кровать, чтобы напомнить себе – Кристан из воспоминаний Эндрю в любом случае не тот Кристан, который чуть не трахнул меня в этой самой комнате…
Однако Эндрю не передалось мое плохое настроение, и он, все ещё пребывая в своих воспоминаниях, решил щедро поделиться ими со мной:
- Крист был посмешищем всей школы, - подобрав с пола маскарадный костюм-аля-клоун, хихикнув, выдал мой друг. И, хоть я смутно мог представить, чтобы высокомерный Морган так запросто позволил кому-то столь непочтенное отношение к своей персоне, я все же смолчал. Из вежливости. Во всяком случае, мне хотелось думать именно так. Мысль, что мне просто не терпелось узнать, кто именно заставил Его Величество нацепить на себя парик и цветастую робу, я гнал от себя со скоростью света.
- Ну, зато потом я не припомню такого случая, чтобы Крист играл в фанты на желание… - достаточно прозаично окончил рассказ Эндрю, и я даже разочарованно прицокнул. Наверное, мне бы очень хотелось услышать вместо каноничной концовки что-то, вроде: "А костюм на Моргана надел школьный уборщик, угрожая Кристану шваброй!.." Представив эту картинку, я ухмыльнулся и, словно очнувшись от сна, поглядел на Эндрю, который аккуратно сложил костюм и бережно повесил его на спинку кресла. Он делал это так спокойно и уверенно, что я не усомнился – Брановски неоднократно приходилось самолично убирать вещи его Королевского Величества. Я нервно сглотнул, пытаясь подсчитать в уме, сколько раз Эндрю бывал в этом доме, сколько раз встречался с Кристаном, сколько раз помогал ему. Воображение всегда было у меня достаточно бурным, потому я оборвал свои невеселые думы и перенаправил их на Моргана, коего начал теперь ненавидеть даже больше, чем когда мы "познакомились поближе".
Брановски же услужливо наклонился за новым нарядом, как будто полностью забыл о моем присутствии. Но меня, конечно, это не устраивало.
- Да неужели непрошибаемого Моргана купили на "слабо"? – цинично выдал я, словно пытался разбудить в Эндрю такое же презрение к предмету разговора, которое испытывал сам.
Брановски, однако, выпрямившись, только улыбнулся в ответ на мою колкость. Он присел на подлокотник кресла, и я, несколько пристыженный, последовал его примеру. Теперь мы сидели друг напротив друга: Эндрю, умиротворенный и до смешного домашний, и я – нервно болтающий ногой и ожидающий слов друга, как манны небесной.
Помявшись, как будто не хотел выдавать чью-то тайну, Брановски все же неохотно ответил:
- В младшей и средней школе Кристан был задиристым и колким. Нравилось это не всем… Вернее, никому это не нравилось… - ну, в это, допустим, я еще мог поверить. Пока описание Кристана ничуть не отличалось от моего видения данного субъекта. Я даже съехал на радостях с подлокотника в само кресло – и теперь, довольный, полулежал в нем, подтягивая рубашку Моргана к коленям, дабы закрыть все интимные места. Эндрю вопросительно уставился на меня, я ответил ему вызывающим "ну?", на что он хмыкнул, пробормотал что-то, типа "теперь понятно, что привлекло Криста…". Я сделал вид, что не услышал этой фразы, так что Брановски вскоре продолжил свой жалостливый рассказ:
- Вообще-то у Моргана тогда было мало друзей. Он больше любил себя и свое хобби… - я настороженно замер, предчувствуя, что этим многообещающим хобби окажется нечто особенное, но Эндрю тактично замял тему, и мне пришлось смириться – видимо, узнаю я только то, что мне милостиво разрешат узнать.
- Он неплохо учился, хотя успевал, наверное, только по тем предметам, которые ему были интересны. С преподавателями вел себя развязно, часто хамил… - на этих словах я не смог сдержаться и перебил Эндрю восторженным:
- Как неожиданно! Морган… и хамит!
Но Брановски цыкнул и с видом глубоко обиженного человека рявкнул:
- Крист неплохой парень, и если бы ты знал его так как я, вряд ли стал бы потешаться!
Конечно, я мог бы возразить, начать доказывать, что этот "неплохой парень" едва не изнасиловал меня, но почему-то мне было даже интересно, когда это Морган получил медаль "хороший парень". Так что я услужливо сказал: "Молчу!", и больше не выдавил ни слова на протяжении всего повествования.
- Однако отец Криста всегда был душой компании – богатый, преуспевающий, молодой, он с легкостью задабривал учителей, а ребятишкам устраивал утренники, - Эндрю немного помолчал, потом с каким-то непонятным мне оттенком досада риторически спросил:
- Весело, не так ли, праздник в честь сына – когда сына нет в городе…
Видимо, почувствовав мое удивление, Эндрю пояснил:
- За каждую провинность мистер Морган отправлял Криста в лагерь в Италию или Швейцарию, или ещё куда-нибудь, лишь бы инцидент в школе предался забвению, - Брановски, будто осуждал отца Криста, тяжело вздохнул, встал со своего удобного места, походил, потом, облокотившись на шкаф, добавил к своей невеселой повести новый поворот:
- А пока Крист "отбывал свое наказание" на курортах как можно дальше от дома, мистер Морган развлекал его одноклассников тщательно спланированными увеселительными программами. Таким образом, никто не был в обиде на нападки Криста. Некоторые мальчики даже специально нарывались на драку – зная, что пострадавшего всегда кормят вкусным мороженым и развлекают лучше других.
Эндрю замолчал второй раз, давая мне осмыслить уже сказанное. И, если честно, несмотря на всю свою злобу и неприязнь к Моргану, мне было его жалко. Мои родители пекли торты, водили меня в кино и цирк, устаивали что-то, вроде семейных посиделок… но это было только для меня, только со мной. И, хотя я-взрослый часто психовал и кричал, что уже не ребенок, что мне вовсе не хочется подобных праздников, я все равно был по-своему счастлив – ведь любимые, родные люди были рядом, были вместе со мной. Не представляю, как бы я отнесся к тому, чтобы мои родители, скажем, напоили чаем моих обидчиков. Наверное, я был бы вне себя от ярости и обиды…
- Он был тогда ребенком, Гордон, всего-навсего ребенком, который жаждал отцовской любви… - неожиданное обращение ко мне резануло лезвием по сердцу. Я хмуро кивнул головой, поджал под себя ноги и принял сидячее положение.
- Он всего однажды был на таком утреннике. В его девятый день рождения. Робкий, притихший, он сидел около бассейна и осуждающе глядел на гостей. Никто не предлагал ему поиграть, никто лично не вручил подарка, даже мальчик, сидевший рядом, отвернулся от него совсем в другую сторону… - что-то в интонации Эндрю изменилось – голос неожиданно дрогнул, речь из гладкой и равномерной превратилась в отрывистую и жесткую, из чего я сделал соответственный вывод: тем плохим мальчиком, посмевшим игнорировать Его Величество, был никто иной, как Эндрю.
- Дети, терпеливо ждущие своего истинного героя, ради которого и пришли на праздник, вели себя тихо и сдержанно, зато стоило появиться мистеру Моргану, как общий шквал детской радости обрушился на него, подобно цунами, - мне прямо-таки загорелось познакомиться с этим мистером Морганом, о коем с таким прискорбием распинался Эндрю. Забавно было бы посмотреть на человека, чей сын вырос чванливым придурком, не умеющим держать свой член в штанах. Но вслух я, конечно, ничего не сказал. Зато через пару минут, кажется, понял, почему сынок у мистера Моргана вырос нелицеприятным типом.
- На каждой "вечеринке для проказников", как называл мистер Морган устраиваемые им праздники, вне зависимости от выбранной программы была одна игра: кого-то из приглашенных наряжали клоуном и… все было бы ничего, если бы данного ребенка не делали посмешищем для всех собравшихся. С ним проделывали разные штучки под тип "ритуального сбрасывания в бассейн", привязывания к ногам воздушных шариков, кидания в него водяных шаров… В общем, как правило, честь быть клоуном выпадала новичку. Потому что только оной не мог надежно спрятаться в многообъемлющем дворе мистера Моргана. Но в тот злосчастный день рождения Крист из гордости прятаться вообще не стал – он не собирался играть ни в какие игры и уж, конечно, не предполагал, что именно отец (который, по общеизвестной традиции, и был ведущим в прятках) обрядит его в клоунский балахон.
Мне стоило больших усилий не ерзать в кресле, но ещё больших усилий стоило отогнать от себя навязчивый образ – сегодняшний взрослый Кристан в пестрой одежде развлекает детвору. Я закусил губу, чтобы не выдать своего веселья, впрочем, Эндрю был полностью поглощен воспоминаниями, так что он вряд ли заметил бы какие-то изменения в моем поведении, даже если посмотрел бы на меня. В воображении друга был Крист – маленький и обиженный – тот Крист, которого я никогда не знал.
- Одноклассники кричали: "Да он мистер-я-плевал-на-правила! Да он ни за что не напялит на себя костюм клоуна! Да он вообще не умеет веселиться! Да лучше бы его вообще тут не было!" Потом мистер Морган что-то сказал Кристу на ухо, и тот все же ушел в дом, чтобы переодеться.
Брановски дернул ногой, рассеянно почесал подбородок, как будто силился вспомнить. Что произошло в его истории дальше, но неожиданно для нас обоих коротко завершил:
- В общем, это был последний раз, когда Кристан отмечал свое рождение и последний раз, когда… - конец фразы я не расслышал, потому что Эндрю пробурчал его себе под нос, а когда я настойчиво попытался добиться повтора, Брановски, вдруг посерьезнев, подошел ко мне и бесцеремонно стащил с кресла:
- Знаешь, который сейчас час?
И, взглянув на часы, я совершенно забыл о Кристане и его слезливой истории из детства, потому что в школу мы уже опоздали.
- Зачем ты рассказывал мне всякую чушь? Надо было сразу ехать в школу! – накинулся я на друга, но, видя его уставший взгляд и ироничное выражение на лице аля-кто-меня-заставил-распинаться-о-Кристане, я только запаниковал ещё больше.
- Нужно переодеться. Нужно немедленно переодеться… - заметавшись по комнате, повторял я, но, окончательно убедившись, что ни в шкафу, ни в тумбочке нет ничего, кроме уже успевшего вывалиться барахла, я обреченно уселся на край кровати и сокрушенно спросил:
- Ну, и что прикажешь, мне делать? – я обвел взглядом комнату, указал рукой на сваленные на пол вещи и тоскливо обратился к Эндрю:
- Ты ведь уже что-то придумал, правда?
До сих пор молчавший, пристально следивший за мной Брановски наконец расплылся в улыбке. В душе моей забрезжил свет надежды, но он тут же погас, как только Эндрю издевательски предложил:
- Просто выбери здесь что-то поприличней!
Легко ему было говорить. Ему же не предстояло надевать на себя клоунскую робу или костюм графа Дракулы! Уверен, если кто-то из одноклассников увидит меня в такой форме, надо мной тоже не преминут поиздеваться. И, думаю, похлеще, чем в свое время над его обожаемым Кристом…
- Ты серьезно? – широко раскрыв глаза, рявкнул я, а мой друг-затейник уже услужливо подобрал с пола костюмчик Дракулы.
- Ну, как тебе? – сдерживая смех, поинтересовался он и нарочно приблизил ко мне вешалку с вещами. – Чем тебе не вампир! – сдавленно заявил он. – Вот, засосы есть, кровь тоже, даже бледность идеальная.
Я посмотрел оценивающе на манишку, на черный развевающийся плащ-аля-летучая-мышь, и прикрыл глаза руками. Слева раздался задушенный взрыв хохота, и я помимо воли ухмыльнулся. Нельзя же и вправду думать обо всем серьезно. В конце концов, Морган тоже когда-то шастал в этом костюме. Да уж, Кристан-упырь! В это я с легкостью мог поверить! И теперь мы уже смеялись с Эндрю вместе, относительно забыв об ожидающем нас нагоняе от директора.
- Не хочешь быть кровососом, - отхохотав свое, выдавил Эндрю, - тогда, может, зайчик? – он брезгливо приподнял одним пальцем отвратный купальник розового цвета, а потом, пожалуй, чересчур бестактно заметил:
- Кристу это бы понравилось…
И, быстро поняв свою ошибку, отвел глаза в сторону, чтобы не словить мой злющий взгляд. Но после минутки счастливого дружеского веселья я не очень-то хотел ругаться, потому в его манере пошутил:
- Тебе он больше подойдет! Но я бы тебе больше посоветовал костюм верного песика…– Эндрю притих и, несмотря на то, что язвительная реплика вертелась у него на языке, смолчал.
Это было излишним. Потому что я вдруг понял, что деваться мне некуда, что придется так или иначе надеть на себя что-то из золотой коллекции Моргана, иначе мне придется возвращаться в школу в чем мать родила, ибо рубашка Кристана, измятая и почти расползшаяся по швам после наших с Эндрю игрищ, вряд ли подошла бы для торжественного пришествия.
Я посмотрел на Эндрю – видимо, он размышлял сейчас о том е, о чем и я, потому что сочувственно протянул мне "Дракулу", и улыбка на лице друга мне показалась неимоверно жалкой.
Покраснев, я все же с неохотой взял у него шмотки. Однако, если честно, представить себя в ЭТОМ я не мог, как не пытался. Но Брановски, будь он неладен, напомнил, что мы и так уже порядком задержались в доме Кристана, после чего я, рявкнув, что и сам все знаю, рывком взял белую рубашку с ажурными манжетами и уродливой манишкой, быстро натянул её на себя и выругался: вшитый в рубашку намертво плащ, отличительная особенность мультяшного персонажа – Дракулы, был просто… просто ужасен. Зато черные классические брюки мне почти подошли – пришлось только завернуть штанины. В общем, вскоре перед потешающимся Эндрю стоял вполне приличный молодой человек, который явно собирался на вечер Хэллоуина. Ткань отлично скрывала засосы, синяки на шее были почти не видны благодаря манишке, и только одно обстоятельство портило мне настроение: я так и не нашел приличной обуви. Конечно, клоунские башмаки были бы мне впору, но… как-то уж больно броские. Оставался выбор между белыми тапочками и женскими туфлями, причем неугомонный Эндрю риторически подбадривал:
- Шпильки, Гордон! Тебе не хватает шпилек! – и, если бы он не был моим другом, убил бы скотину!
Конечно, мне не осталось ничего другого, кроме как нацепить на себя глупые тапки.
- Только попробуй что-нибудь сказать! – шикнул я на расплывшегося в усмешке Брановски, и он молча потащил меня к двери.
После долгих эпических путешествий по дому Моргана, после пары наших с Эндрю дружеских перепалок мы наконец подобрались к выходу.
Свежий осенний ветерок лизнул кожу, через ткань тапок я прекрасно чувствовал мягкость травы. Мысли о том, как нелепо я выгляжу, отступили на второй план. Да какое они имели значение, когда ничего не было видно в темноте, окутавшей дворик особняка. Фонари уже не горели, чему я был безумно рад.
Эндрю позаботился о такси, и спустя какое-то время мы увидели подъезжающую к дому машину.
Полагаю, таксист ещё долго не забудет памятной картины: хмурый крепыш, одетый во все черное, опасливо озирается по сторонам и что-то бурно внушает приунывшему пареньку, ниже его ростом. О моем костюме лучше вообще смолчать, ибо глаза таксиста округлились при виде развевающегося черного плаща, а когда бедолага опустил взгляд вниз, на мои ноги, его чуть удар не хватил. Мы с Брановски как только приметили крайнюю степень изумления на его лице, тут же шмыгнули в машину, дабы водитель не нажал по газам и не оставил нас зябнуть на ветру в полночь перед домом, о котором мне лично очень хотелось забыть.
Эндрю подозрительно молчал, хотя… я тоже не очень-то желал беседовать.
И все же, выходя из машины, Эндрю спокойно сказал:
- С Кристом. Будь осторожнее, - и вид при этом у него был такой, что в серьезности его слов я не посмел усомниться.
***
@темы: эротика, ориджинал, в процессе, слеш, "Мой личный ад", роман