Мой личный кот. Глава 3. Чем дальше в лес, тем слаще вкус победы.

[Natanelluk]

Отдав приказ навести порядок в комнате, где недавно Фишер устроил бедлам, я отправился в гости к Ади. Встречи с ней разукрашивали жизнь фейерверком позитива. Правда, столкновение с Эндрю было бы нежелательным приложением к феерии. Но я истово надеялся, что Брановски сегодня занят соблазнением очередной полукровки и на репетиции матери не объявится. Уповал на это я зря: во всем своем великолепии бабника и недоделанного казановы Брановски маячил на сцене, потешаясь над гримершей и парикмахером Ади. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, я уже было рванул вон из зала, но Ади была бы не Ади, если бы не бросилась мне наперерез.
- Звезда Шеффилда! – щипая меня за задницу, хмыкнула она и, ехидно шикнув: - Ты-то мне и нужен, - заключила в недюжие для женщины её телосложения объятья и потащила на сцену, где на протяжении двух часов потешалась над нами с Эном, заставляя меняться ролями в опере "Радужное королевство фей". Из Брановски фея получалась так себе. Из меня, конечно, бабочка тоже не очень. Но Ади, впрочем, как и мы с Андрюшкой, веселилась на полную катушку. В процессе сценки Эн умудрился подбить меня на очередной спор, и мы, в общем-то, худо-бедно помирились…
А потом были два дня покоя и отрыва на вечеринках. Два дня безбашенного времяпрепровождения с Брановски. Два дня… Пока, мучимый любопытством, я не уточнил у покрасневшей управляющей, как дела у моего ненаглядного пэта.
- Мистер Морган… - сбивчиво верещала бедная девушка. – Мы, правда, пытались… но он… он опрокинул все подносы с едой… и отказался от лечения… и хммм… ну… - брюнетка закусила губу и отвела глаза.
Я даже не хотел слышать, что ещё придумал этот ненормальный. Клацнув зубами, я проклял принцип "Мы в ответе за тех, кого приручили". Однако гордость аристократа не позволила мне оставить Фишера с больными ногами и голодного умирать в моем доме. Выругавшись и натянуто улыбнувшись управляющей, я направился выяснить, что натворил мелкий засранец за те несчастные два дня, пока я истошно пытался вычеркнуть из головы все воспоминания о нем.
*
Поворачивая ручку, я ожидал увидеть затравленное существо, изголодавшееся, вялое, на последнем издыхании. Однако я ошибся: стоило приоткрыть дверь, как прямехонько мне в голову полетела миска ценой в пару миллионов. По всему периметру комнаты была разбросана еда, все предметы мебели, заказанные с любовью из Венеции, представляли собой плачевное зрелище: ободранные, распотрошенные, кресла, диван и кушетка, опрокинутые к тому же, вселили в меня начинающую расти ярость. Композицию разрушения дополняли шторы, сорванные к чертям собачьим с багеты. На резном шкафу ручной работы стояли отпечатки когтей кота, подушки и обивка были вспороты. Белый пух снегом окутал спальню.
Признаться, в первую минуту, как я вошел, я подумал, что оказался в параллельной вселенной: никогда ещё мой дом не выглядел так плачевно и убого. От изумления рот открылся. Я обвел глазами комнату, выискивая одного-единственного виновника торжества. И когда мой взгляд скользнул по худенькой фигурке кота, открывшего единственный нетронутый во всей этой куче-моле стеллаж, я чуть не бросился к нему, чтобы закончить начатое два дня назад. Да, сейчас я бы откровенно не побоялся задушить мерзавца. Но уже после первого моего шага серые глаза маниакально сощурились и в меня полетел том Бернарда Шоу, который ни в чем, собственно, не провинился.
- Разорви контракт, - грозно рыкнул Фишер, отправляя в полет очередную книгу.
У меня челюсти свело от гнева.
- Иди сюда, - сквозь зубы позвал я его и поманил пальцем. – Если подойдешь сию секунду, может, и прощу, Малышшшш, - сам не веря в то, что говорю, пообещал я.
Мелкая сволочь осклабился. Он до миллиметра рассчитал траекторию моего передвижения: каждый следующий раритет неизменно попадал в меня – я только и успевал отбивать книги руками, чтобы они не попадали в голову. Серые глаза ненавистно блестели. Шаг за шагом я приближался к засранцу все ближе. И в понятливом взгляде уже мелькала мысль спасаться бегством. Но жажда покалечить меня взяла верх над разумом: Фишер шваркнул Фрейда.
У меня уже болели предплечья. Все руки от запястья до локтя покрылись синяками. Ярость настолько поглотила меня, что я мало контролировал свои позывы.
- Поймаю – удавлю, - честно признался я, когда между нами остались считанные сантиметры.
Малыш фыркнул и метнулся влево, стоило мне потянуться к нему.
- Попробуй поймать… - иронично хмыкнул он, уворачиваясь и ускользая от моих рук.
Для того, кто ни крошки не держал во рту два дня, он был на редкость полон сил. Но вот игры в догоняйку меня достали. Во мне кипело пламя негодования. Я страждал надрать уши своему коту. Чтобы он раз и навсегда запомнил, кто тут главный. А пока я следовал за ним попятам, засранец умудрился кинуть мне под ноги открытую зубную пасту, наступив на которую, я поскользнулся.
- Ты труп! – рухнув на пол под вящий смех Фишера, крикнул я, чувствуя себя полным идиотом.
Черная рубашка изляпалась, брюки помялись и некстати изгваздались зубной пастой, ладони тоже были липкими от пролитого на полу сока, коий, судя по всему, чем-то тоже не устроил Фишера. Мало-помалу из степенного аристократа я превращался в Халка, готового крушить все вокруг себя. Во мне словно второе дыхание открылось: бодро вскочив на ноги, я сделал неожиданный выпад и схватил маленькую бестию за хвост. Не ожидавший ничего подобного, Малыш взвизгнул и вцепился когтями в элитную обивку дивана.
- Ты нарушил права котов! Ты поплатишься за это! – орал засранец.
С огнем в глазах и жаждой мести я тянул Фишера за хвост к себе.
- Не сегодня, Малыш, - хохотнул я, наблюдая за потугами котенка удержаться на месте и не завизжать от боли.
Я посильнее стиснул пальцы на хвосте. Тяжелый взгляд через плечо мелкого паршивца был красноречивым доказательством, что я на верном пути.
- Я не люблю, когда мой дом превращают в бедлам, - накручивая хвост на руку и совершенно не заботясь о том, что котик морщится и сжимает симпатичные зубки, сообщил я. – Ты посмел связаться с хозяином, - как сумасшедшему пояснял я, медленно приближаясь к Малышу. – И поэтому я накажу тебя, маленькое чудовище… - наслаждаясь собственными словами, прошептал я, сдергивая кота с дивана и перекидывая руку поперек его живота.
Он не успел ни укусить, ни оцарапать меня: стащив с себя галстук, под вящее шипение Фишера я связал ему руки и перекинул брыкающегося, совершенно невменяемого Малыша поперек колен.
Я уже предвкушал, как опущу руку на эту аппетитную задницу, представшую пред моим взглядом в полном своем великолепии. Одно смущало: обожаемая задница была прикрыта слоем ткани. Так что, недолго думая, я сорвал со своей непокорной зверюшки простынь. Шикарно. Белая, худощавая задница словно так и ждала прикосновения.
- Я убью тебя!! Убью!! – по-прежнему рыпался котенок.
Но с заведенными за спину руками он был абсолютно беспомощен. Лишь хвост дубасил меня по ногам и бокам, но это было даже мило. Погладив Фишера по ягодицам, я занес руку в первый раз.
- Не смей портить мои вещи, - шлепнув его, произнес я поучение.
Ответом мне было злобное рычание. Малыш принялся извиваться с удвоенной силой. Что ж. Я ударил его второй раз.
- Слушайся хозяина, - подсластил я горькую пилюлю очередным наставлением.
- Катись в ад! – прошипел, давясь ядом, котенок.
Мне совсем не понравились его слова. Ухмыльнувшись, уложив засранца на свои колени поудобнее, я замахнулся и отвесил удар посильнее.
- Будь послушным! – прокомментировал я свое действие.
Малыш подозрительно затих. Он дернулся так, что почти сполз головой на пол. И, не успел я поднять засранца, как он впился своими зубами мне в голень. Боль была такой оглушительной, что я, не ведая, какого дьявола творю, огрел его по голове. Упрямец и не подумал отступаться. Пришлось зажимать ему нос – только тогда, задыхаясь, мелкий пакостник выпустил изо рта мою многострадальную ногу. Желание поступать по-хорошему пропало: втиснув между ног его ноги таким образом, чтобы зад выпятился вверх, я стукнул кота так ожесточенно, что у меня самого разболелась ладонь. Мальчишка только зубы сжал, но не издал ни звука.
- За этот укус получишь двадцать ударов, - пообещал я, багровый от гнева и предвосхищения. – Завтра сесть не сможешь, - вовсю шлепая свое строптивое приобретение по попе, грозился я.
От каждого удара тело Фишера вздрагивало. На белой коже задницы пылали красные пятна. Зад Малыша горел как в лихорадке.
- Пока не попросишь прощения, пощады не жди, - награждая чересчур молчаливого пэта шлепками, распылялся я, возбуждаясь с каждой минутой все больше и больше.
- Ну же, умоляй меня остановиться, - чувствуя, что безумно хочу паршивца, яростно вертящего передо мной своей аппетитной попкой, шептал я.
Возбуждение ударило в мозг. Дыхание сбилось. Все импульсы, все порывы, все действия были направлены только на то, чтобы разрядиться. Вот только мой неугомонный предмет желания сдаваться не собирался: изнывая от боли, униженный, он, вопреки всем расчетам, уперто на сделку не шел. Сжимая зубы, зажимаясь после каждого удара, неосознанно дергаясь, он вызывал во мне почти животную похоть. Ерзая на коленях, Малыш сводил меня с ума. Голый, готовый, так сказать, к употреблению, он, тем не менее, не усвоил урока подчинения. И я сбился со счета, сколько шлепков досталось багровой от экзекуции заднице. Я уже сам устал бить упрямца. Он же встать на ноги и пройтись не сможет после всего этого бесчинства, не то что сесть…
Черт! Сколь ни сильно жгло меня стремление проучить паршивца, бездушным ублюдком я не был. Для полного счастья сжав натерпевшуюся моих ударов ягодицу пальцами, я таки вырвал у кота задушенный всхлип.
Какого же было мое удивление, когда, усадив Фишера к себе на колени, я имел счастье лицезреть заплаканную мордашку, искусанные до крови губы и злющие-презлющие глаза… У меня все мысли вынесло разом. Увидел слезы на покрасневших щеках – и все. Сердце защемило, руки сами собой метнулись к лицу, вытирать глаза, губы сами потянулись к искусанным губам Малыша – слизывать кровь, разжимать зубы, ловить болезненные стоны, глотать всхлипы, терпеть укусы, наслаждаться сладостью неподатливого горячего ротика. Выгибающийся, злобно шипящий мне в губы, силящийся сползти с колен, Фишер болезненно щурился, стоило мне неловко положить руки ему на задницу. Кот возмущался, рвался, бил меня хвостом, но, как только моя ладонь скользнула на его член, удивленно распахнул глаза и мученическим взглядом посмотрел на меня, продолжающего терзать его ротик. Фишер беспомощно сдался от простого поглаживания. Не стоило и тягаться со мной: пара невесомых касаний головки, тройка целенаправленных толчков ладони вверх-вниз, и Малыш вспыхнул возбуждением как новогодняя елка фонариками. Он нетерпеливо подался вперед, уселся так, чтобы по минимуму соприкасаться с моими коленями саднящей задницей, и, наконец разжав зубы, позволил мне потереться своим языком о его. Поцелуй настолько взволновал неискушенного Фишера, что он в порыве страсти даже попытался неумело ответить на мои ласки. Черт, он был до смешного непредсказуем, мой маленький котенок. Горячий, словно созданный заниматься сексом до умопомрачения, Малыш, лишенный возможности обнять меня, подполз бедрами к моему паху. Он интуитивно знал, как завести меня настолько, чтобы вышибить из головы все помыслы о мести, наказании и тому подобной чуши. Неистово проводя ладонями по его спине, толкаясь бедрами вверх, чтобы усилить наш контакт, я нехотя оторвался от его губ.
- Ненавижу, - как только к засранцу вернулась способность говорить, пробормотал он, опаляя меня обиженным взглядом.
Конечно, Малышу не нравилось получать удовольствие от того, кто, по его мнению, унизил великое кошачье достоинство, кто выпорол милую кошачью попку и кто теперь полностью контролирует ситуацию. Полагаю, смириться со статусом пэта было самым жутким огорчением в его жалкой бродячей жизни. Фишер тяжело принял тот факт, что я его хозяин. Он любил свободу. Оное доказывали идиотские поступки, коими кот привлекал к себе мое внимание на протяжении двух дней. И даже сейчас, закусывая губы, поджимая уши, он не признал своего положения. Он не чувствовал себя домашней зверушкой. И это меня расстраивало.
- Будешь плохо себя вести – хозяин не даст кончить, - куснув Малыша в шею, хмыкнул я.
Неторопливо поглаживая своего котенка, я наслаждался его растерянностью, его искренней реакцией на любую ласку. Услышав угрозу, Фишер насупился и открыл было рот, чтобы бросить в ответ резкость, но я сжал пальцы на его члене и вместо очередной гадости кот выдал задушенный стон.
- Вот так, - целуя Малыша в щеку, пробормотал я, ощущая, что могу кончить просто глядя на то, как он подставляется. – А теперь попроси у хозяина прощения за все, что натворил, - потребовал я, несильно сжимая его член у основания.
Маленькое чудовище распахнуло глаза и уставилось на меня со всей неприязнью, на которую было способно. Ухмыльнувшись, я мягко лизнул местечко рядом с ухом и, пользуясь недавним открытием, что паршивца заводят пошлости, интимно спросил:
- Или тебе понравилось, когда тебя шлепают по заднице?
Добившись всхлипа и очумелого взгляда Малыша, я намеренно сжал свободной рукой ту самую часть тела, о которой распинался. Фишер уткнулся носом мне в плечо и глухо пробормотал нечто нечленораздельное.
Ослабив хватку, я позволил котенку расслабленно толкнуться в ладонь.
- Нравится, когда хозяин играет с тобой? – лениво поинтересовался я у дрожащего парня.
Фишер промолчал. Его тряхнуло от желания, в серых глазах вспыхнуло нетерпение. Малыш облизал губы. Его чувствительный язычок нечаянно задел изгиб моей шеи. Я рвано выдохнул и прижал засранца к себе вплотную.
- Хочешь, чтобы я сделал тебе приятно, Малыш? – прохрипел я, пресекая его попытки двинуться.
Выражение упрямства появилось на лице мелкой заразы, пушистый хвост погладил меня по ноге, но я стоически выдержал пытку чувственностью.
- Хочешь? – коротко уточнил я у кота, захлебываясь своей похотью.
Моя рука собственнически обвила его талию, я поцеловал самый кончик пушистого уха, и Малыш выдохнул "да". Это была победа. Я улыбнулся и погладил подушечкой указательного пальца уздечку на его члене.
- Не слышу… - чертя на податливо изогнувшейся спине Малыша ногтями узоры, измывался я.
Бедолага, изнывая от желания кончить, слетел с катушек. Я даже рискнул бы предположить, что мой котенок не мастурбировал все эти два дня: он чуть не выл, лишившись моего поддразнивания. Только от мимолетных касаний стояк у Малыша случился грандиозный. И, целуя его в макушку, я жаждал выжать побольше из этой, несомненно, выгодной ситуации.
- Скажи мне, Малыш, ну? – кусая его в уголок губ, настаивал я.
Серые глаза застенчиво закрылись. Покусав губы, сделав вывод, что я продолжу мучить его, пока не получу признания, Фишер надтреснуто выдавил:
- Поиграй… - сглотнув, немного прокашлявшись, Малыш посмотрел на меня так умоляюще, что я чуть не лишился рассудка. – Поиграй со мной… - жалобно мяукнуло раскрасневшееся, на все согласное чудо, умоляюще вперившись в меня своими глазами-омутами.
- Хороший котенок, - не веря, что не кончил только от его слов, прошептал я, подобострастно утягивая засранца в поцелуй.
Кот не возражал. Он сам подставил мне свои губы, сам раскрыл ротик… Куда делось мое раздражение, куда исчезла злость на чудовище, порушившее мою комнату? Позволяя Фишеру привстать, чтобы не прижиматься горящей попой к моим коленям, я бережно провел пальцами по его члену. Котенок одобрительно прижался грудью к моей груди. Идиллия эротизма: добровольно жмущийся ко мне строптивец, поджимающий ушки, ласкающий хвостом мои бедра… Черт, как бы я хотел, чтобы эта феерия никогда не заканчивалась. Но момент был разрушен вероломным звонком моего сотового телефона.
Надо ли говорить, что я разорвать страждал того, кто посмел вмешаться в мою личную жизнь в неподходящее время? Кот настороженно поерзал. Я обреченно вздохнул и ответил на вызов. Не забывая поглаживать Фишера, я развязно осведомился, что понадобилось от меня Брановски в такой ранний час. И, пока я выслушивал нудную лекцию о том, какой я ублюдок недальновидный и как я не забочусь о нуждах студсовета, Малыш кусал свои прелестные красные губки и довольствовался моей сомнительной инициативностью. Правда, пот, выступивший на лбу и агония в серых глазах подстегивали меня закончить разговор побыстрее. Что, в общем-то, я и сделал, стоило коту, взбесившемуся от моей неторопливости, вздернуть подбородок и прошипеть:
- Пожалуйста…
Я даже не дождался окончания фразы: нажал на отбой и шваркнул телефон на пол. Неужели я мог позволить, чтобы мною лелеемое созданье не получило того, что хочет? Зарывшись пальцами в темные волосы, я вновь поцеловал кота. Его ресницы опустились на красные щеки, мальчишка выгнулся и кончил, едва я чуть-чуть подразнил его снизу. Проглотив его стон и прижав безвольное тело покрепче, я откинулся головой на спинку.
Только этого мне не хватало: задыхаться от преждевременного оргазма, благодаря безродному бродяжке. Вот черт! Смирившись с позорной кульминацией, я на миг закрыл глаза. Конечно, кончить, не расстегнув ширинки, было неприятно, но, с другой стороны, я давно уже не испытывал ничего настолько башнесносного. Так что ради оглушительного возбуждения можно было и пережить разок-другой подобного позора…
К тому же котенок, похоже, ничего не замечал: кончив, он рухнул мне в объятья и тихо мурчал, измотанный поркой и оргазмом.
Я усадил его на своих коленях поудобнее. Обтерев руку, перепачканную спермой, о валяющуюся неподалеку простынь, я обреченно посмотрел на угомонившееся, засопевшее маленькое чудовище, прикорнувшее на моем плече. Покачав головой, я набрал номер управляющей и тихо, чтобы не разбудить засранца, попросил принести еды.
Настала пора накормить Фишера. И, почесывая его за ухом, я представил себе, как вновь буду бороться с приступом непокорности пэта. Улыбнувшись, я погладил Малыша по волосам.
Мне и самому было удивительно: сижу с мокрыми от спермы трусами, убаюкиваю паршивца, недавно швырявшегося в меня книгами, и уже предвкушаю очередную перепалку…
Боже, в кого я превратился…